Альберт Хаинц обладал достаточно странной, по его мнению, памятью. Например, он мог отлично помнить запах отдельно взятых районов и улиц, вплоть до «аромата» некоторых особенных переулков, и окажись он в таких местах с завязанными глазами, то без труда сказал бы, где находится. Также он мог отличить улицы центра столицы от ее окраин по одному лишь звуку касающихся подошв ботинок гладких камней улиц. А за время службы и жизни в столице в его голове сама по себе, грубой рукой его злоключений, была нарисована карта столицы. На ней, конечно, были слепые пятна, места, куда капнули чернила или где они даже не касались пергамента его сознания, но и эти пробелы заполнялись. Но при всем этом, капитан никогда бы не смог сказать точно, сколько раз он был на борту воздушного корабля.
Сейчас, стоя в богатом зале, виду которого позавидовала бы гостевая комната в особняке достопочтимого лорда, все стены в котором были отделаны красным деревом, капитан, не упуская из виду присутствующих гостей, размышлял именно об этом. Но успехов в этом деле достигнуть ему, похоже, было не суждено, посему довольно скоро он оставил это бесполезное дело. И понял, что поспешил, так как заняться Красному Орлу, приглашенному на борт «Серого орла» - ха, какой каламбур! – было толком нечем.
Наблюдать за напыщенной знатью и не менее напыщенными богатеями – сомнительное удовольствие. Альберт вообще не любил представителей высшего общества, как класс, хотя и не отрицал того факта, что среди них было немало хороших и действительно благородных людей. Но если бы ему предложили выпить в трактире с потным рабочим, от которого несет недельным перегаром, познавшего носом каждый камень на Ситцевой улице, или с человеком, темноте костюма которого позавидует сажа, с намазанными жиром волосами, и благоухающим дорогим парфюмом, за спиной которого лежит один из лучших столичных университетов – он бы, даже не задумываясь, выбрал бы общество первого. И дело было не в том, что Альберт не смог бы поддержать разговора, пожелай он этого. Проблема была как раз в том, что он не желал ничего подобного. Лить красивые речи, чтобы предстать перед окружающими тем, кем ты не являешься – это забавы высшего общества, где быть собой – непозволительная роскошь. Альберт в полной мере ощутил это на себе еще когда не был капитаном стражи, и именно тогда какое-то брезгливое отношение к знати, внешняя, но отнюдь не внутренняя чистота которой, казалась, могла запачкать его, переросла в нечто большее. К счастью для самого капитана, это чувство испарялось, когда рядом с ним стоял человек достойный, в глазах которого можно было прочитать добродетель (настолько, насколько это возможно, с учетом всех особенностей представителей высшего общества), даже если тот и имел отношение к высшему обществу. К сожалению, таких людей было мало.
Барон Генрих Фон Шринлед был их таких. Они познакомились достаточно для того, чтобы их мнение друг о друге сформировалось и закрепилось. Фон Шринлед был из тех, кто играет по правилам того общества, в котором ему довелось жить, но нередко играет по своему. Но так, чтобы его нельзя было назвать шулером. Как и у любого другого человека у него были свои достоинства и недостатки, но что для Хаинца было важно – он соблюдал и чтил закон, шел с ним рука об руку по жизни, не стремясь обойти его стороной. Даже если он и промышлял чем-то подобным – за годы службы и наблюдения за ним, Альберт не узнал ничего, что изменило бы его отношение к этому человеку в худшую сторону. Поэтому, когда барон обратился к Красным Орлам с просьбой оказать содействие, и высказал капитану свои подозрения, Хаинц без особых раздумий дал свое согласие.
И вот он здесь. На борту новенького дирижабля длиной в двести десять метров, бороздящего небесные просторы к югу от столицы. Конечно, он мог бы отправить сюда кого-нибудь еще, однако посчитал, что за этим делом должен проследить самостоятельно. Если опасения барона верны – ему и впрямь необходимо быть здесь. Впрочем, один он тоже не пошел – пятерка людей из стражи, которые предпочли полет на дирижабле обычному патрулю, были счастливы принять предложение капитана. А вот из Красных Орлов на борту, помимо самого Хаинца, был лишь один человек.
— Как я понимаю, знатные господа наслаждаются выпивкой и полетом? — такими словами он встретил Эмму, названую протеже, что за небольшой срок службы сумела стать достойной того, чтобы носить «красный мундир». Около десяти минут назад он отправил ее на небольшой обход, скорее для формальности, чтобы у гостей не создалось впечатления, что за ними слишком пристально наблюдают.